Les Paul
С его собственных слов
Рик Ландерс
Вступление Майкла Кокрана
Guitar International, август 2009
Перевод с английского
Рождённый внуком иммигрантов в 1915 году, Лестер Уильям Полфусс уже в раннем возрасте проявил врождённый немецкий талант к аналитическому мышлению.
Сочетая неутолимое любопытство к окружающему миру с природным талантом к зрешищности, его изобретательность и музыкальные способности объединились с появлением электроники и рождением джаза, чтобы начать и продолжить впечатляющую карьеру, которая длилась более трёх четвертей века.
Начав свою карьеру в тринадцать лет под псевдонимом Red Hot Red, он встретил своего главного гитарного наставника, разносторонне одарённого Санни Джо Волвертона, стал Rhubarb Red и добился значительного успеха как исполнитель кантри на радио ещё в подростковом возрасте.
Вдохновлённый великими джазменами того времени, в 1934 году он представился Лесом Полом в новом образе и стал главной движущей силой в популяризации электрогитары, выведя её из ритм-секции в центр внимания в качестве солируещего инструмента.
В конце сороковых годов он создал свой фирменный "новоый звук" и вместе с женой Мэри Форд выпустил серию хитовых, которые навсегда изменили технологию звукозаписи и прослушивания музыки.
Гитарные приёмы, отточенные в период его расцвета, привнесли потрясающие инновации, которые копируются до сих пор, а его вклад в технологии аудиозаписи и электронной обработки звука проложил новые тропы, которые с тех пор стали автобанами.
На протяжении всего этого Лес Пол всегда использовал каждый доступный ресурс и объединял его со своими собственными идеями для создания уникальных инноваций.
В совокупности, неоценимое влияние его уникального вклада в технологию звукозаписи, конструкцию инструментов и американскую популярную музыку не превзойдено ни одним другим человеком.
Он - человек, который изменил музыку, и поистине крёстный отец современной электрогитары.
Вы всё ещё возитесь с гитарами Gibson, такими, как новый Digital Les Paul?
У меня есть две или три разные экспериментальные модели. Я прихожу туда и работаю над усовершенствованием этих идей, и во многих случаях мы движемся в разных направлениях. В один момент мы сходимся во мнениях, а в следующий миг занимаемся чем-то совершенно противоположным.
Это интересно, потому что вы можете создать так много вещей, которые не могли бы сделать с аналоговым оборудованием. Мы меняем не столько тембр инструмента, сколько его звучание. Когда всё кажется невозможным, приходится возвращаться к азам, паять, создавать заново и всегда совершенствовать.
Я работаю с цифровой гитарой Les Paul с момента её появления, экспериментируя во многих направлениях. Это то, чем мне нравится заниматься.
Они, должно быть, сильно отличаются от первой гитары, на которой вы играли.
Моя первая гитара была куплена в Sears Roebuck, и, по-моему, стоила $3,95. Когда я получил её по почте, я понёс её в столовую и через распашную дверь на кухню.
Мама была на кухне, я достал её из транспортировочной коробки, и одна из струн зазвенела. Она сказала: "Лес, ты уже здорово звучишь!". Это были ободряющие слова!
Она была музыкальной?
Да. Она играла на пианино и играла много блюза. Мама и мой отец разводились, и она садилась за пианино и плакала. У неё был блюз. Она очень хорошо понимала, что происходит, а также то, что было коммерчески привлекательным, а что нет. Так что у меня был человек, который неосознанно направлял меня.
Её поддержка была для меня бесценна, потому что говорила: "Тебе нужно поставить ногу сюда, или сделать вот так, или вот так, или вот здесь, улыбнись". Или она говорила: "Сделай это или то!". Она всегда думала о том, как это будет выглядеть на сцене. Она знала, когда это было хорошо. Она знала, какие ноты правильные, а какие нет.
В какой момент вы решили, что гитара нуждается в усилении?
Когда у меня появилась первая гитара, мои пальцы не доставали до шестой струны, поэтому я убрал низкую E и играл только на пяти струнах. Мне было всего шесть или семь лет. Я использовал мамино радио в качестве комбика. Я брал телефон, его трубку, отсоединял эти два провода и подключал их к радио, и звук шёл из динамика.
Позже я выступал в барбекю-забегаловке на полпути между Уокешей и Милуоки, и людям понравилось, когда я впервые выступил на сцене. Я играл у стойки барбекю, и тут подъехала машина, а в ней сидел парень на "тёщином месте" [откидная седушка в багажнике старых двухдверных автомобилей - прим. переводчика]. Он оставил для меня записку: "Рэд, твой голос и губная гармошка звучат что надо, но твоя гитара недостаточно громкая".
И это было начало?
Ну, тот парень заставил меня задуматься о том, что я должен найти способ сделать гитару громче. Но когда я это сделал, я столкнулся с проблемой обратной связи. Поэтому я набил гитару тряпками и грязными носками. Я перепробовал всё!
Потом я вытащил всё это и заполнил её гипсом. Это было лучше, но всё равно не решало проблему. Поэтому, испортив гитару, я решил раз и навсегда найти самый лучший кусок дерева или стали.
Я хотел что-то очень плотное, что-то, что будет служить надёжно, и большой кусок дерева, который был бы более нежным, приятным, для более мягкого звучания. Я перепробовал разные варианты. Сначала я взял кусок железнодорожного рельса длиной сантиметров в 75, натянул на него струну по всей длине рельса, а затем поместил под струну телефонный наушник. И вот, я включил телефон в мамин радиоприёмник, и оттуда раздался звук железнодорожного рельса!
Я побежал к матери и рассказал ей, а она ответила: "Когда ещё, увидишь ковбоя на лошади с железнодорожным рельсом". [Смеётся]. Так что мне не потребовалось много времени, чтобы сойти с рельсов.
Это должно было выглядеть как гитара?
Да. И я сказал: "Теперь мне нужно взять кусок дерева и заставить его звучать, как железнодорожный рельс, но я также должен был сделать его красивым и привлекательным, чтобы человек, играющий на нём, думал о нём как о своей любовнице, бармене, жене, хорошем психиатре, да о чём угодно". Гитара настолько стала частью меня, она стала тем, что я любил больше всего, и о чудо, я понял, что она должна делать то же самое по всему миру.
Вы также погрузились в мир звукозаписи, в конце концов, изобрели многодорожечную запись?
Первое, что я сделал, это включил радио и услышал как поют ковбои. Мне стало интересно не только то, как он пел и играл на гитаре, но и тиканье часов, его дыхание, его пальцы, скользящие по струнам, гул передатчика. Я начал цепляться за звук во многих отношениях, и мне хотелось точности, как когда вы стоите под передатчиком на радиостанции.
Я приезжал на радиостанцию на велосипеде с телефонной трубкой и наушниками и садился под передатчиком, чтобы слышать всё, что происходит в комнате. Вы могли слышать все, что происходило в комнате. Конечно, это дало мне совершенно новое мировоззрение, и следующее, что я сделал, это соорудил звукозаписывающую машину, чтобы я мог записывать и слышать то, что я делаю, записывать тот же самый звук.
Какова была ваша роль в развитии многодорожечной звукозаписи и как реагировали люди?
Моя роль началась с самого начала. Я обратился в три разные компании, производящие магнитофоны, но никто не считал это перспективным, пока я не встретился с Ampex. Они просто подхватили эту идею. Они были настолько воодушевлены, что сразу же приступили к работе, в то время как другой проект реализовывался в другом месте.
В итоге два изобретения родились практически одновременно, и оба они были связаны или использовали одно и то же оборудование. Это были первый многодорожечный магнитофон и первый аппарат для записи наложений звука, каждый из которых дополнял другой и использовал аналогичное оборудование.
Я был глубоко увлечён своей мечтой - многодорожечной звукозаписью, начав в '53-м и закончив в '56-м. Это потребовало много напряжённой работы. Мы трижды возвращали восьмидорожечную машину в Ampex, прежде чем, наконец, запустили её в работу.
Затем мы сделали несколько серьёзных модификаций и внесли так много изменений, что парень, который со мной работал, стал вице-президентом Ampex. Это ирония судьбы, но они обнаружили, что ребята, с которыми я там работал, были в курсе всего происходящего. Мы работали в тесном сотрудничестве и опередили Ampex на много лет.
Когда он появился на рынке, индустрии потребовалось, наверное, лет пять, чтобы понять, что с ним делать, потому что по какой-то причине они ограничивали свое видение вопросом: "Где нам найти ещё одного Леса Пола и Мэри Форд?"
Они не думали: "Как бы нам добавить партию Арти Шоу, или Бенни Гудмана, или другой голос?". Или всё, что можно сделать с мультитреком, кроме того, что делали Лес Пол и Мэри Форд.
Было удивительно видеть, насколько медленно они работали! Но как только они освоили эту технологию, а Motown подхватили её, Atlantic Records приняли эстафету, Томми Дауд и все остальные, когда они освоили её, это была просто находка, потому что она действительно открыла миру потенциал мультитрека.
Как началось ваше сотрудничество с Мэри Форд?
Ну, мы с Мэри шли к сотрудничеству целых пять лет. Она была хиппи-гитаристкой и следовала за мной из города в город. Чувак, я был перекати-поле. Она считала, что нет никого, кто играл бы как я или звучал как я. Прошло около пяти лет, когда я решил, что собираюсь что-то сделать со своей группой. Я хотел привлечь вокалистку.
Мы с Мэри были в Нью-Йорке, я работал в компании Paramount, и мы сидели и решали, кто бы мог стать отличной певицей. У нас были на примете Розмари Клуни, Дорис Дэй и Кейт Старр. В общем, я выбрал Дорис Дэй в качестве девушки, которая должна была стать моей вокалисткой.
В последнюю минуту я отказался и сказал: "Нет, я так не думаю". А Мэри спросила: "Что ты собираешься делать, петь сам и подыгрывать себе на тамбурине?"
Я решил, что мне нужно подумать ещё о ком-то. Но до меня не доходило, пока однажды вечером я играл в таверне моих отца и брата, и мой брат забыл пригласить контрабасиста. Мэри ходила за мной по пятам в течение пяти лет.
Я говорил ей, что она должна знать, мой репертуар, чтобы она могла выступать со мной. Я не собирался играть там один! И тогда я решил, что попрошу Мэри что-нибудь спеть. Она пела церковные песни и пару хиллбилли-песенок. Так что я заставил её это сделать, и тут-то и вспыхнуло озарение!
Я повернулся к отцу, он покачал головой: "Нет!", а я качал головой: "Да!". Папа сказал, что я хулиган, а она такая утончённая, что у вас двоих ничего не получится! А у нас получилось. Мы познакомились в '45-м и поженились за день до Нового года, в последний день '49-го.
Многие люди, возможно, не знают о вашем участии в создании электрической бас-гитары.
Я придумал электробас в начале тридцатых, когда Эверетт Халл [в то время джазовый пианист и контрабасист, а позже основатель Ampeg - прим. переводчика] пришёл в небольшой салун Warm Winds, маленький бар в Чикаго, и подошёл к стойке. У него ещё не было Ampeg, но позже он стал обладателем патентов Bass-Amp и Guitar-Bass, и спросил: "О чём, чёрт возьми, ребята, вы тут болтаете?"
Я рассказывал о своих идеях по созданию цельнокорпусной гитары без резонаторных отверстий и всего такого прочего, сделанной из сплошного куска дерева. И вот он слушает, а мы выпиваем. Я сказал ему: "Что ты должен сделать, так это разработать электрический бас!". И он так и сделал.
Со своим великолепным чувством юмора Халл сделал электроконтрабас с сиденьем и номерным знаком и возил его на работу! [смеётся]. У него было отличное чувство юмора!
Случилось так, что однажды ночью он вернулся домой пьяным и оторвал гриф от своего контабаса, когда парковался. В итоге он вмонтировал детали в свой автомобиль и ездил на нём на работу.
Конечно, позже он занялся бизнесом и сделал первый электрифицированный бас, в который вставлялся микрофон. Он звучал довольно хорошо. В итоге он развил моё предложение.
Вы были причастны к стольким музыкальным изобретениям. Что это за ваша идея, которая подарила нам "Элвина и бурундуков"?
"Бурундуки" никогда бы не появились, если бы не я. Однажды вечером я сидел в компании со своим другом Хоуи, о котором я даже не знал, что это Говард Хьюз [американский миллиардер, кинопродюссер и авиатор - прим. переводчика], я знал его только как Хоуи. Так вот, Хоуи всегда подкалывал меня.
Я играл в джазовом клубе под названием Club Rounders, и Хоуи спросил: "Как дела, играешь в "обитой канализационной трубе"?" Позже мы пошли за хот-догом и проходили мимо этой студии, я постучал в дверь, и парень внутри заорал: "Ты что, не видишь, что лампочка горит? Кто ты вообще такой?", и Хьюз ответил: "Это Хоуи", а я сказал: "Я Лес Пол". Парень за дверью спросил: "Лес Пол?", я ответил: "Ага", и он произнёс: "Ну, заходи!".
Я вошел, а он пытался записать группу поющих ребят, и я предложил: "Почему бы тебе не сделать это вот таким образом?". Я взял одну из песен, обработал её, она им понравилась, и она стала первой, которая вышла под названием "Бурундуки".
Это было в конце пятидесятых, я думаю, и с тех пор он всегда отменял встречу, если видел меня, он отменял встречу. Он говорил: "Приходите в другой день. Приходите в другой раз, мой друг здесь!".
Он всегда чувствовал, что должен мне миллион долларов. Очень немногие знают эту историю, я редко ее рассказываю. Многие люди, которые меня знают, знают об этом, но я никогда не рассказывал об этом прессе. Я просто многое забываю.
Расскажите нам о некоторых ярких моментах вашей исполнительской карьеры.
О, боже мой. Одним из самых ярких моментов было выступление перед Франклином Д. Рузвельтом. После окончания выступления с Fred Waring and his Pennsylvanians у нас было очень грандиозное шоу в Белом доме. После этого у нас была большая привилегия спуститься вниз и лично поговорить с президентом.
Когда подошла моя очередь брать автограф, он дал мне пачку сигарет, а затем попросил: "Мистер Лес Пол, не будете ли вы так любезны сыграть для моих детей и всех нас на частной вечеринке внизу после того, как всё закончится?"
Так что это был один из моих самых ярких моментов в тот день. Тот вечер был большим, большим, большим волнением!
Работа с Бингом Кросби - я не думаю, что у кого-то может быть большая привилегия, чем работать с таким великим и сильным человеком, как Бинг Кросби. Он был просто великолепен.
Было много других острых ощущений, например, игра с Джанго Рейнхардтом. В '46-м году Джанго перешёл на электрогитару после того, как услышал, как я играю со своей группой. Он три года скрывался, чтобы научиться бибопу. Я говорил ему не делать этого, и Эдди Лэнг тоже. В итоге это оказалось не очень хорошей идеей для него.
Думаю, я играл со всеми великими гитаристами, которые есть на свете, на одной сцене, когда мы действительно играли вместе. Столькими многими. Есть ещё миллион незабываемых моментов, игра в London Palladium и для многих президентов. У меня было много замечательных впечатлений.
Играть с Джуди Гарланд, это бесконечный список, все разные. Постоянно что-то происходило, постоянно, без конца.
Мне было очень приятно играть с Каунтом Бейси незадолго до его смерти. Говоря о нем, он просто поднимал левую руку, и брал одну ноту одним пальцем. Это была лучшая нота, которую я когда-либо слышал. Дело не в том, сколько нот ты играешь, ты просто должен играть правильные ноты! Как Фредди Грин нагнетал отличный ритм.
Позвольте мне рассказать вам историю о Бинге Кросби. Я никогда не репетировал и выходил на сцену неразогретым. Так вот, однажды вечером с нами выступал Синатра. Он боготворил Бинга, но смертельно боялся его, как собака, поджав хвост. Он даже купил трубку и шляпу, чтобы быть похожим на Бинга. Бинг был королём!
Так вот, мы с Бингом были в туалете, ссали в соседние писсуары, и он спросил меня, хорош ли этот парень [Синатра]. Я ответил: "Он довольно хорош, Бинг". Позже я был рядом с Бингом и Фрэнком, когда они пели, и там была низкая нота, которую Синатра не мог взять, и он занервничал. Бинг посмотрел ему прямо в глаза и сказал Фрэнку: "Это то, что ты пытаешься сделать?" и легко взял эту низкую ноту! Никто не был так хорош, как Бинг Кросби.
Насколько я понимаю, вы работаете над новым крутым рок-альбомом с некоторыми легендарными музыкантами.
Их целая плеяда: Эрик Клэптон, Джефф Бек, Сантана, Ричи Самбора, и так далее. Все мои друзья - великие, великие, великие музыканты и великие композиторы. Альбом "готов", но Джимми Пейдж тоже может принять в нём участие. Мы ждём от него новостей, чтобы узнать, сможет ли он это сделать. Это отличные вещи, и это здорово для меня!
Великие вещи, они изменили их и превратили в рок. Сама игра мне очень знакома. Что не было знакомо, так это изменения в звучании и то, как они были смешаны вместе, и то, как они были сыграны, ритм или то, как они используют ударные. Я не использовал барабаны таким образом.
После этого рок-альбома мы хотим сделать альбом в стиле блюграсс, где я буду играть с лучшими гитаристами блюграсса всех времён, записывая их вместе со мной! Затем мы сделаем блюзовый и джазовый альбомы с величайшими гитаристами. Это будет огромный заряд!
Это будет трудно, потому что половина моих пальцев поражена артритом, они застыли, не двигаются, поэтому я больше играю ладонью, а не кистью. Сейчас я играю не так много нот.
Как вы и ваши друзья-джазмены реагировали на рок-н-ролл, когда он появился на сцене?
Мы были немного обеспокоены этим, Синатра, Нэт Кинг Коул, все мы. Я думал, что останусь без работы, когда появился рок. Нам сказали измениться и быть менее консервативными. Они использовали три аккорда, причем не правильные аккорды, и хоронили певца!
Это был другой мир, в который ты входил с риффом и играл на нём, и тебе нужно было выкрутить его на пятьсот ватт, чтобы добиться правильного звучания. Это было бунтарство, когда было что сказать с новым ритмом. Им нужна была "How High the Moon" с новой силой!
Рокеры хотели приключений, хотели двигать полостями в своем теле, хотели двигать пупком. Мне позвонила одна девушка, которая попала в автокатастрофу. Она сказала мне, что поняла, что такое музыка.
Она была парализована и сказала, что когда она лежала бревном, а рок-музыканты играли определённые ноты, звуки двигали ее внутренности. Тогда она поняла, что музыка звучит действительно хорошо!
В какой лучшей группе вы когда-либо играли?
Группа, в которой я играю сейчас. Нас четверо, и это правильный состав. Пять человек мешают. С небольшой группой всё по-другому. Они самые лучшие.
Оглядываясь на свою жизнь, какими вещами вы больше всего гордитесь?
Я горжусь технологией наложения звука. Я был новатором, создателем этой технологии, когда вы берёте один магнитофон и можете записывать снова и снова на один кусок ленты и делать многодорожечные записи, как мы делали на "How High the Moon" и "Lover". Это была великая вещь. Это многодорожечная запись.
Другими важными вещами были задержка и эхо, а также фэйзинг и флэнджинг. Сначала это были не ленточные, а дисковые задержки, а сегодня это цифровые задержки. Задержка использовалась во многих областях.
Если вы находитесь в США и говорите по телефону с кем-то, кто находится в Ираке, вы почувствуете задержку звука. Она недолгая, но звук должен дойти до спутника и вернуться обратно, она используется для всего. Я горжусь тем, что это то, что я изобрел.
То же самое с многодорожечной записью, которая используется во многих программах полётов на Луну, видя, как мои идеи используются для всех этих вещей, я чувствую огромную гордость за это, за то, что мне была дана привилегия придумать это.
Сейчас вы являетесь членом Зала славы изобретателей. Что вы думаете по этому поводу?
Я думаю об Эдисоне и обо всём, что он сделал. Если эта честь достанется Эдисону, я имею в виду, посмотрите на его цилиндр и первую лампочку. Это что-то! Он был уч`ным, но мы думаем о нём как об изобретателе гаджетов.
Мне странно думать, что я вхожу в число таких изобретателей, как братья Райт и Годдард. Боже всемогущий! Лично я не уверен, что заслуживаю этого, ну, знаете, за кусок железнодорожного рельса и струны.
Гитары Les Paul существуют с 1952 года, их продано бесчисленное множество, если бы вы могли владеть только одной гитарой, какую бы вы выбрали?
Ту, на которой я играю. Это Les Paul Recording, и она не самая популярная из линейки Les Paul по многим причинам. Но именно эта гитара даёт мне тот звук, который я хочу, без эквализации и всех проблем, которые возникают с другими гитарами, со всеми этими вуду-штучками. У меня ничего этого нет. Я просто подключаюсь и делаю свое дело, и мы просто записываем альбом. Нет никакой эквализации вообще. Ничего.
Эта гитара 1971 года, коричневая. У меня также есть чёрная, которая была одним из первых прототипов того, что они называют "гитарой для записи" из-за ее низкого импеданса. Чёрная настолько хороша, что я боюсь брать ее в клуб, потому что если я оставлю ее на табуретке, она исчезнет через минуту.
Когда я был в Чикаго, воры применяли домкрат к крышке багажника моего автомобиля. Я потерял много гитар таким образом, их украли. лучше бы они воровали аккордеоны [смеётся].
Я не знаю ни одного гитариста, у которого была бы только одна гитара. Они никогда не бывают довольны лишь одной. Я никогда не бываю доволен только одной. Я всегда имел в запасе штук шесть, даже если одновременно можно играть только на одной! Конечно, существует довольно жёсткая конкуренция между женой и гитарой!
Что вы подумали, когда впервые увидели Telecaster Лео Фендера?
Ну, я позвонил в Gibson и сказал им, что им лучше оторвать свои задницы от стула, потому что Лео выходит с этим вперёд. Я сказал им, что им лучше узнать, что происходит в этом мире, и Gibson согласились, потому что я видел это воочию, и, слава богу, что Gibson согласились. Остальное - история.
Вам понравился Telecaster, когда вы впервые его увидели?
Конечно.
У вас была возможность поиграть на нём?
Я никогда не играл на Fender, хотя Лео подарил мне один из первых. Он дал мне один, на котором не было ни серийного номера, ни названия модели. На ней было только его имя, ну, вы знаете, Fender.
Каковы были ваши отношения с Лео Фендером и считали ли вы себя когда-нибудь конкурентами?
Лео был близким другом. Мы часто делились своими идеями и обсуждали их. Он приходил к нам на "задний двор", это было отличное место, потому что у меня была там студия звукозаписи. Большинство людей, которых я записывал, были ковбоями, группами кантри-энд-вестерн, и электрогитара была идеальной вещью для этого.
Лео был заинтересован в двух вещах: хорошем усилителе и хорошей гитаре. Где вы можете получить лучшее мнение, чем от гитаристов, которые могли бы сказать вам, что не так или какие улучшения необходимы? Что может быть лучше, чем быть на месте записи и услышать жалобы, чтобы потом их исправить?
Но все мы находились в разных мирах. Я был в мире Gibson и разговаривал с Gibson. Однажды с Лео был Пол Бигзби, он посмотрел на мою вибролу и сказал: "Я собираюсь сделать такую же". Так что Бигзби пошёл в этом направлении.
Убеждения Лео и мои убеждения были очень похожи. У нас просто были разные идеи о звуках, которые мы хотели создать с помощью этой штуки. Они оба великолепны. У меня нет никаких сомнений в этом. Будь то Fender или Gibson, Боже мой, они оба прошли через это с блеском.
Позвольте мне рассказать вам о Фредди Гретче. Он был моим хорошим другом, и я сказал ему, что у меня есть ещё один друг, с которым я хочу его познакомить. И я познакомил Фредди с Четом Эткинсом. И знаете что? Чет спросил: " Кто такой Фред?". Они никогда не слышали друг о друге, пока я их не познакомил!
Если бы вы могли вернуться в прошлое и дать несколько советов молодому Лесу Полу, что бы вы сказали?
Я бы рассказал, как мне повезло в жизни. Я бы сказал любому молодому человеку, что прежде всего нужно быть готовым к успеху! Я ставил перед собой высокие цели и был полон решимости. Если вы верите в себя, то все ваши мечты должны осуществиться.
Людям нужно повышать свою планку. Я смог добиться всего, что задумал. Я должен поблагодарить кого-то, кого-нибудь, за этот дар, который был мне дан, больше, чем себя самого.
Несколько слов о педалях эффектов Леса Пола
Перед его выступлением в джаз-клубе Iridium мне удалось взглянуть на педалборд Леса Пола, фото которого вы видите ниже. Педали, расположенные слева направо, лицом к нему, следующие: TU-2 Chromatic Tuner, CH-1 Super Chorus, DD-3 Digital Delay, PN-2 Tremolo/Pan, ещё один DD-3 Digital Delay и GE-7 Equalizer. Все педали - фирмы BOSS. В дополнение к педалям в его педалборде находились солнцезащитные очки, моток изоленты, плоскогубцы, отвёртки, штрих корректор и дополнительный гитарный ремень.
ПОДДЕРЖАВ GUITARBLOG.RU ДОНАТОМ
